Книга
В Тибете и Монголии существовало мнение, что злокозненной является душа, обитающая в костях и остающаяся на месте погребения [Герасимова, 1981, с. 118]. Эти древние воззрения со временем были адаптированы и частично преобразованы религиозными и философско-этическими системами (буддизмом, ламаизмом, конфуцианством).
Поэтому благостный приход предков в новогоднюю ночь (у ряда народов Восточной Азии освященный
конфуцианским культом предков) Сыл неразрывно связан с приходом темных сил, как бы другой ипостасью представителей потустороннего мира. По мнению К. М. Гераси-ковой, у ламаистов «закрепились представления о какой-то главной перерождающейся или перевоплощающейся душе, а представления о костяной („могильной") душе и душе, превращающейся в злого духа, слились в понятие злого духа покойника» [Герасимова, 1981, с. 119].
Именно поэтому обряды, восходящие к культу предков в календарной обрядности многих народов, в том числе и изучаемых в данной монографии, связаны с обрядами подавления темных сил, с обрядами противостояния им. Назовем условно функцию таких обрядов функцией противостояния или защитительной. Вредящим, темным силам в новогоднюю ночь противостоит грохот хлопушек (у китайцев и тибетцев). Возможно также, что понимание особого значения новогодней ночи как времени, когда надо быть особенно бдительным, породило, например, у корейцев и японцев обычай не спать в эти часы. В исторической ретроспективе обряды, имевшие своей целью приветствия и жертвоприношения добрым божествам и духам, покровительствующим предкам, постепенно отделились как в семантическом значении, так и во временном плане от обрядов, призванных противостоять темным силам, злокозненной стороне потустороннего мира, ушедших предков.
Так, у корейцев и японцев злые духи особенно опасны в ночь с первого на второй день Нового года. Поэтому у корейцев существовал обычай ложиться спать в эту ночь как можно раньше, плотно закрывать двери дома и убирать с порога всю обувь. У японцев известна традиция в ночь с 1-го на 2-й день года класть под подушку картинку с изображением Семи богов счастья. При этом «стремились» увидеть «счастливый», вещий сон. В основе этого обычая те же представления о приходе темных сил, так как картинка не только дарила «счастливый» сон, но и отгоняла злых духов. В Юго-Западном Китае днем «прихода» демонов, воплощавших губительные для человека силы, считался 5-й день, а в Центральном Китае—7-й.
Можно предположить, что к защитительной функции обрядов, призванных противостоять губительным силам, восходят и устрашающие маски, которые используют во время ряда новогодних развлечений и представлений. Страшные маски и костюмы, в которых непременным атрибутом являются изображения черепов и скелетов, например, в представлениях новогоднего тибетского Чама, возможно, призваны показать другую ипостась пришедших предков, а также защитить от их смертоносного воздействия. В этом представлении, в символическом танце, который исполняют ламы в масках док-шитов — гневных защитников веры, происходит подавление злых духов, темного начала.
Возможно, первоначально в новогодних танцах, выступлениях ряженых, в устрашающих масках и маскарадах изображались как сами темные силы, так и начало, им противостоящее, их побеждающее. Представляется очень интересным мнение Г. М. Герасимовой о том, что в ламаистских мистериях докшитского Чама (Цама), в том числе и новогоднего, более четко выявляются истоки рождественского ряженья, карнавальных маскарадов, присущих многим народам, в том числе и европейским, где, однако, они «претерпели многоступенчатую трансформацию и потеряли свой первоначальный смысл» [Герасимова, 1981, с. 121].
Очевидно, с этими же представлениями о близости и борьбе добра и зла, о соприкосновении мира здешнего и потустороннего, о жизни и смерти, о борьбе животворящих и губительных начал, особенно четко проявлявшихся,