Книга
заключалась в сожжении «священного дерева бамбука» и всех симэкадзари, после чего считалось, что все божества Нового года вместе с дымом от костра отлетели и вернулись восвояси, а празднование закончено [Бункадзай, 1964. с. 29—31, 78]. Гулянье вокруг тондо продолжалось до утра 15-го дня. После этого микоси переносили на место его хранения.
На севере и северо-западе Японии, в префектуре Ниигата и в ряде соседних префектур, для Тондо сооружался не шест, а высокая коническая
башня из соломы и сосновых ветвей, также украшавшаяся наверху веером с изображением красного круга — восходящего солнца. Эта башня называлась «крепость божества». Здесь особенно был распространен обычай обжаривать в пламени тондо колобки моти на длинных палках. Такие колобки затем хранились как магическое лекарство от простуды и других болезней.
В Западной Японии устройство тондо — это преимущественно дело молодежи. На перекрестке или на каком-нибудь удаленном от деревни поле ставили синги (семантика та же, что и «священное дерево бамбука»). Его делали из опорного шеста для возведения скирды рисовых снопов, украшенного ветвями и сухой бобовой ботвой. Собрав по всей деревне все симэкадзари, их сбрасывали под шест и поджигали. В некоторых деревнях каждый дом устраивал свое маленькое тондо на своем поле.
С огнем тондо в Западной Японии также было связано много поверий, преимущественно лечебно-магического характера. Так, считали, что поджаренные на этом огне моти предохраняют от болезней, излечивают желудочные заболевания. Полагали, что воткнутые к входу в сени обгоревшие сосновые ветки от костра тондо— оберег от всякой заразы. Существовало мнение, что если посыпать золу от тондо по кругу вокруг дома, то злые духи к нему не приблизятся; если помазать лицо углем от тондо, голова болеть не будет и т. д. [Хаями Ясутака, 1980, с. 25-27].
В наше время день 15 января приобрел еще один аспект. Это официально признанный День совершеннолетия (Сэйдзин-но хи). Молодые люди, которым в предыдущий год исполнилось 20 лет, в этот день символически переходят в категорию
взрослых. Они навещают местные храмы и приносят там жертвоприношения во благо грядущей «взрослой жизни.
В ряде местностей Саниндо на следующий день после Тондо проводился обряд «праздник дерева» (кима-цури). Объектом поклонения служило священное дерево, называемое «дерево сбывающегося» (нарики). Рисовые колобки моти, обжаренные накануне на костре тондо, толкли и варили из них кашицу. Сперва ее ставили на камидана, затем снимали, и хозяйка дома в чаше несла ее к дереву, а хозяин сопровождал ее с секирой (ната), обычно употребляемой при рубке хвороста. Став у дерева, хозяин говорил: «То ли сбудется, то ли не сбудется, а коль не сбудется, так порежу и брошу» («Нару ка, нарану ка, нараня киттэ сутэттэ симай дзо») —и делал секирой зарубку на дереве. Хозяйка говорила: «Сбудется, сбудется» — и лила в зарубку кашицу. В этот день в доме ели кашу из моти, причем для еды пользовались не обычными палочками, а отрезками тростника.
В ряде мест следующий день после Тондо назывался «Буддийский Новый год» (Буцу-но сёгацу). В этот день впервые в году открывали буддийский алтарь и ставили туда подношения. Как правило, в течение первых двух недель нового года в большинстве областей Японии буддийский алтарь принято было держать закрытым.